Партизанское движение Бийского округа против колчаковцев. Часть III

Начало рассказа — часть I , часть II

«… После ухода белых из Сибирячихи была организована дружина самоохраны в составе 25 человек из числа зажиточных мужиков. Начальником был купец Кашперов Т. Е., его заместителем Черепанов И.И.

Отец Стрельцова побывал в Бащелаке и слышал разговор, что якобы в с. Черном-Ануе собираются группы партизан и организуют партизанский полк. Это нас озадачило. Мы решили с большой осторожностью выехать в Сибирячиху, собрать скрывавшихся партизан, надежных мужиков, и поехать на соединения с партизанами в с. Черноануйское. Но это нам не удалось.

В Сибирячихе, как это оказалось, за сгоревшими хозяйствами был установлен негласный надзор. Мы решили пробраться к сгоревшему хозяйству отца, а Стрельцов отправился на поиски своего семейства. Ночь была темная, шли молча, но злые звериные глаза за нами следили. Тишина была обманчивой.

На берегу речки Червянки, чудом в несгоревшей бане, скорчившись, сидели почерневшие, отец и мать. Я и брат Самсон вошли в банешку. Мать и отец испугались и в то же время обрадовались.
— Все, все, до нитки, до прутика пожгли белые звери. Даже покормить вас нечем, — говорили родители. Отец рассказал, что на днях были арестованы Черепанов Иван Васильевич, Кучин Афанасий Павлович и угнаны в казачью станицу Антоньевскую. Что, мол, сейчас белых или казаков нет, а действуют местные дружинники, как белогвардейцы.

Я успокоил родителей и рассказал о цели нашего прихода. Отец советовал немедленно убираться:
— Поймают и убьют вас, да и нам не сдобровать.

Незадолго до рассвета послышался стук конских копыт. Баня была окружена вооруженными десятью дружинниками, с ними был и старшина Кашперов.

Как не уговаривали родители пощадить нас, старшина, да и дружинники, не согласились. Мать от нервного шока упала и разбила голову.

Арестовали нас и увели в волость, где уже под охраной сидели Стрельцов E.Ф. с подбитым глазом, Кобызев и Налимов. Волостной писарь Фоминых составлял обвинительный материал, а сельский староста готовил подводы и назначал конвойных.

Сопротивляться и рассчитывать на милость бесполезно было.

Писарь писал начальнику участковой Колчаковской милиции: «Направляются в ваше распоряжение пойманные главари восстания, пять человек и т. д.»

В ограде и за оградой был слышен шум и плач женщин. Старики хмурились и говорили старшине:
— Нужно ли отправлять арестованных? Отпустить бы надо их.

Старшина моргал красными глазами, бормотал:
— Как же отпустить их, коль на это мы получили бумагу. Не могу отпустить.

— Ох, Денисыч, смотри, как бы хуже не было!

Но старшина махал руками и уходил от стариков.

Две пароконные подводы и конвой из 10 дружинников готовы. Старший конвоя Черепанов Марк Понкратьевич получил пакет и арестованных. Он запретил родным подходить к подводам, чтобы передать продукты (к сожалению, Черепанов М.П. значится партизаном и даже получает пенсию. Он был мобилизован в ноябре 1919 г. партизанами и находился в обозе).

В Солонешное мы были доставлены к обеду. Начальник милиции Кузнецов принял арестованных, прочел бумагу, осмотрел нас злыми глазами и рявкнул:
— Безсонов! Принимай красных бандитов, да будь построже с ними!

В открытые двери каталажки по одному, с усердием ударяя в спину, в шею, голову прикладами винтовок, водворяли нас в камеру. Просидели двое суток голодные, где подвергались избиению прибывшими казаками.

А когда нас под конвоем увезли из Сибирячихи в Солонешное, старики собрали сельский сход, о чем знало волостное начальство, которое отнеслось к этому безразлично, перечить не стало. Сход вынес одобрительный приговор с просьбой о помиловании. Общество дало поручительство за политическую благонадежность. Под приговором было написано 310 фамилий (крестьяне были безграмотные).

Приговор отец Бурыкиных привез начальнику милиции и упросил за взятку приобщить его к нашему делу, но в просьбе освободить нас наотрез отказался.

Время было страшное. Белоказаки, карательные банды грабили, пороли, насиловали население, арестовывали, расстреливали и вешали тех, кто ненавидел колчаковскую тиранию.

В Сибирячихе в 1918 и 1919 гг. были расстреляны и убиты 16 человек (Голубцов, Ходырев, Ладанов, Данилов, Говорущенко, Голованов, Сысоев, Дударев Евстегней и семь красногвардейцев Суховского отряда).

Много в те года погибло людей в Тележихе, Солонешном, Огнях, Бащелаках, только в Михайловке белые убили 550 человек, а сколько было огнем сожжено крестьянских хозяйств, замучено людей в тюрьмах?!? Жертвы огромные!

Вот так происходили события — борьба за Советскую власть не только в селах Сибирячихинской волости, но и на территории yeзда и губернии.

Осень стояла сухая и теплая. Из Солонешенского, под военным конвоем я и мой брат Самсон, Стрельцов, Кобызев и Налимов следовали через села: Медведевку, Лютаево, Солоновку, Сычевку, Новотырышкино, Старую Белокуриху в село Алтайское, в распоряжение колчаковской комендатуры 4 р-на, где убивали сотни людей, восставших против белогвардейского произвола.

По дороге в село Алтайское при встречах с белогвардейцами мы терпели неописуемые издевательства и глумления, а в Алтайском комендант Федорович, содержавший при себе 100 казаков и каракарумцев — карателей, устроил нам кровавую «баню». Нас избивали специальными нагайками, прикладами винтовок. Плети меняли на шомпола. Экзекуция была жестокой, страшной. Наша жизнь в то время была на волоске от смерти.
Во дворе и в здании комендатуры пахло кровью.

40-летний, с выпуклыми глазами, одетый в китель цвета хаки, в фуражке с большим козырьком, белой какардой, обутый в желтые краги, комендант — садист Федорович неистово ругался:
— Какие дураки в верхах издали приказ не расстреливатъ на местах обезоруженных арестованных красных бандитов, а направлять в Бийск для предания военно-полевому суду?!? Посмотрите-ка, Бурыкин Никифор Тимофеевич —настоящий большевик! Он еще в 1917 году мутил солдат, будучи председателем солдатского Совета. Совдеповщик! А Стрельцов бывший моряк,
насквозь красный. Они и есть смутьяны народа!

Оказывается, до нашего поступления в комендатуру, за два дня, был получен такой приказ за подписью уполномоченного Омского военного округа полковника Дроздовского, управляющего Бийским уездом: «Старик Дроздовский, выживший из ума, тоже проявляет свою сердобольность! А сибирячихинское общество одним приговором предает к смерти, а другим — оправдывает и поручается за политическую благонадежность этих бандитов! Там все бандиты!»

Федорович, читая наши обвинительные материалы, ругался площадной бранью. Его каратели с нагайками в руках ворвались в канцелярию комендатуры, где заканчивался „допрос“ обреченных. Каратели неистово кричали и хлестали нагайками по лицам, стоявших арестованных. Мы чувствовали, как по телу стекала по ногам кровь. На наших лицах сгустки крови. В головах звенело, в ушах стоял шум. Стрельцов и Кобызев падали в обморок. У меня было выбито 4 зуба, но сознание работало.

„Коль так жестоко избивают, значит здесь нас не расстреляют“, — шептались мы.

После кровавой „бани“ комендант приказал своему заместителю, прапорщику Баричу:
— Отправляйте эту рвань в распоряжение начальника милиции! Их следовало бы направить полковнику Хмелевскому в село Шебалине, они его района…

Чего мы особенно боялись. Комендант ушел. Нас увели в милицию.

Начальник милициит Крамаков разрешил нам умыться, напиться из колодца и объявил:
— Вы поступили в мое распоряжение. Я обязан вас отправить в Бийскую тюрьму. Не вздумайте пытаться к бегству. Вас будут судить и может оправдают.

Мы также боялись, что если нас будут конвоировать казаки и каракурумцы, то дальше «собачьего» лога за поскотиной не уйти. Там обычно рубили и расстреливали людей.

К нам присоединили шесть человек, также избитых, и увели в волость, где толпились старики и женщины. И когда мы узнали, что конвоировать будут дружинники — 25 человек до Бийской тюрьмы, мы облегченно вздохнули.

Из Алтайска до с. Старой Белокурихи нас везли на пяти телегах со связанными руками. Старший конвоя Турченко устроил по списку перекличку и заявил:
— Я вас обязан доставить до тюрьмы. По дороге будут встречаться белогвардейцы, так не ввязывайтесь с ними в разговоры.

В Ст. Белокуриху нас привезли вечером. Около пересыльной тюрьмы были мужики и женщины, они удивлялись, что за время существования колчаковской комендатуры в с. Алтайское первая партия арестованных прибыла.

Вскоре в каталажную камеру принесли для нас молоко, хлеб, жареное мясо и яйца.
Нам не верилось, что остались живые. Радости не было конца, а утром из Ст. Белокурихи нас конвоировали пешим порядком до г. Бийска.

Конвой оберегал и защищал нас от нападок и покушений в дороге со стороны белогвардейцев.

В городе на площади около бывшего казначейства, на берегу реки Бии, формировались дикие сотни карателей для отправки на Алтай.

Мы двигались медленно. Нанесенные раны на теле ныли, кровоточились и страшно болели.

Пригнали нас к штаб-квартире полковника Дроздовского, где теперь школа № 1. Старший конвоя сдал пакет адъютанту-поручику Шевченко, получил список, т. е. бумагу на имя начальника тюрьмы, обращаясь к нам, сказал:
— Ну, а теперь глухими переулками — в тюрьму.

Сдавая нас тюремному начальнику, Турченко пожелал нам благополучного исхода:
— Ну, хлопцы, мы свою миссию выполнили, будьте здоровы!
Он свой табак отдал нам, отдали и другие дружинники.

Нас пятерых сибирячан посадили в секретную камеру № 1 (камера смертников). Это было 15 ноября 1919 года.
В камере расположились на холодном цементном полу. Стрельцов, поправляя повязку на глазу, говорил: «Вот и кончился наш тернистый, кровавый путь… Что ожидает нас впереди?… Очевидно военно-полевой суд, беспощадный суд.» Самсон ответил: „Конечно, суд. Наверняка нас расстреляют“. Кобызев со слезами на главах сокрушенно изрек: „Хорошо бы остаться живыми, но смерти нам не миновать“.
— Мне кажется, что мы будем жить. Колчаковщина будет сокрушена, а впереди неизбежно станет Советская власть, за которую мы поплатились кровью. Духом падать не надо! — ободрял я товарищей.

Вечером принесли нам железный бачок кипятку. Надзиратель сказал:
— Хлеба вам не положено.

У нас не было кружек и ложек. Раны на теле засыхали, а при малейшем движении лопались и кровоточили. Так мы просидели пять суток.

Давали баланду и кипяток. Затем нас рассадили по одиночным камерам и зачислили на довольствие. На завтрак — каша, кипяток; в обед — жидкий суп и кипяток. Хлеба на сутки — фунт.

6 ноября 1919 г. нам в тюрьме был учинен следовате¬юлем допрос (Где были арестованы? За что содержимся в тюрьме? И т. д., и т. п.) . Нас это озадачило.

В чем дело? Ведь у полковника Дроздовского был полный обвинительный материал на нас, и почему нас долго не судят?

После допроса нас водворили в общую камеру № 45, где содержалась против нормы в два раза больше людей.

Мы расположились в проходе, т. к. на нарах и под нарами мест не было.

В камерах тюрьмы вспыхнул возвратный и брюшной тиф. Медицинской помощи, кроме изолятора, не было. Каждый день из камер выносили мертвецов. В камерах вши и клопы заедали людей. Условия содержания заключенных неимоверно тяжелые.

Вскоре после допроса нам выдали арестантские билеты, в которых запись гласила: „Обвиняется в большевизме и привлекается по 102 статье с преданием военно-полевому суду.“

Что же произошло? Когда нас пригнали в Бийск, адъютант полковника Дроздовского Шевченко, с резолюцией Дроздовского на нашем деле „расстрелять“ задержал исполнение, и даже уничтожил. Его вскоре арестовали и посадили в тюрьму (он не первое наше дело уничтожил), а через трое суток Шевченко исчез из тюрьмы. Об этом на прогулке в тюремном дворе рассказал нам быв. волостной писарь Солонешенской во-лости Пастухов П.М., содержащийся в тюрьме в то время и ра¬ботавший в тюремной канцелярии.

В конце ноября 1919 г. Стрельцов, Кобызев, Налимов и Самсон заболели тифом и были переведены в изолятор.

В ноябре и первых числах декабря 1919 года партизанские полки первой конной горной дивизии под командованием Ивана Яковлевича Третьяка громили белогвардейскую орду и очистили большую территорию от колчаковщины.

Разбили на голову банды Хмелевского, капитана Жирова, корнета Сердитых, полковника Волкова и Алтайскую комендатуру. Город Бийск окружали партизаны.

6 и 7 декабря 1919 года городская буржуазия и белогвардейцы покидали Бийск.

Подпольная большевистская организация и рабочие города организовали наблюдение за тюрьмой. Последним уходил из города есаул Сатунин с бандой головорезов и попытался расправиться с политзаключенными в тюрьме. Но охрана и тюремный надзор не подчинились Сатунину, не выдали ключей от камер, и оказали сопротивление. Сатунин покинул Бийск и на Алтае был разбит партизанами.
Политзаключенные потребовали разгрузки тюрьмы.

Была образована комиссия по освобождению политзаключенных.

9 и 10 декабря 1919 года политзаключенные были освобождены.
— Тимофеич, ты был прав, что мы будем жить. Это наше и многих товарищей счастье! — ликовали Стрельцов, Кобызев, Налимов и Самсон, которые уехали в Сибирячиху.

Вскоре Стрельцов стал председателем Волревкома и из Барнаульской тюрьмы возвратились Черепанов И.В. и Кучин А.П.

Я остался в г. Бийске и выполнял поручение Уревкома по экспроприации имущества городской буржуазии, затем уполномоченным по организации сельских и волостных ревкомов и ликвидации остатков колчаковщины.

В феврале 1920 года в Сибирячихинской волости я организовал ячейки РКП(б), а в мае 1920 года была созвана волостная партконференция, где был избран волостной партком в составе Стрельцова Е.Ф., Черепанова И.В., Каверзина И.А., Бурыкина Н.Т. и Щепеткина.

5 июня 1920 года я был избран от Сибирячихинской волости делегатом на Бийский уездный съезд Советов и 15 июня избран членом Бийского горуездного исполкома. Затем меня назначили председателем Укомтруда и членом коллегии отдела управ¬ления УИК, а с августа месяца 1920 года — чрезвычайный уполномоченный до выполнению продразверстки и по борьбе с контрреволюционными бандами.

С 1922 года — на руководящей партийной работе на промпредприятиях губернии и секретарем ряда Райкомов ВКП(б).

С 1943 г.- участник Великой отечественной войны.

Я сознательно подробно освещаю революционные события и борьбу трудового народа с колчаковщиной, борьбу за власть Советов, чтобы показать историю такой, какой она была. Надо восстановить добрую память тех, кто боролся и отдал жизнь за власть Советов и ушел из жизни».

Источник: газета «Горные зори», над текстом работала С.В. Носарева, начальник архивного отдела администрации Солонешенского района

Картина превью:«Клятва сибирских партизан» (С.В. Герасимов, холст, масло, 1933 год)